Виктор Мбо Педагогическое полено

Посвящается моему сыну Марку


"...деда моего звали Буратино,
отца моего звали Буратино,
и тебя тоже будут звать
Буратино..."
Папа Карло


Глава I
В которой доктор Карл Густав пытается разгадать тайну цилиндров ,а также рассуждает о Форме, потому что Содержание и так понятно .

"Партия фашистов Италии поздравляет соотечественников с 1936-ым Рождеством Христовым и приглашает всех истинных патриотов встретить этот светлый праздник в кругу друзей и единомышленников. Состоится лекция на тему "Был ли Христос арийцем?". Евреям вход воспрещен..."

Тяжелая малярная кисть, истекая клеем, дважды сочно облизала старое объявление. Жирные полосы отразили весеннее солнце, сверкнув на затертой уже свастике, и тут же поверх была приклеена новая цветная афиша: "Театр Папы Карло открывает новый сезон 1936 года! Перед гастролями в Северо-Американских Соединенных Штатах только 10 дней в Италии! Все звезды театра в новой программе! Спешите видеть!".
Точно такие же афиши уже висели почти на всех улицах и улочках Рима, а одна была удостоена высшей чести - она лежала на столе в огромном кабинете Папы Карло и распространяла запах свежей типографской краски. Настроение у хозяина кабинета было превосходное - как всегда перед началом сезона.
Да и не было у Папы Карло никаких оснований грустить - популярность театра приносила неплохие денежки. После сезона 1929 года на Бродвее, труппа стала таким же символом Италии как миланская "Ла-Скала", а сам Папа Карло был посвящен папой Пием XII в рыцари ордена светлейшего Иоанна из Компостеллы…
Жил Папа Карло теперь в шикарном доме на пьяцца дель Марко , ездил на черном "Ламборджини" и представлял собой тот вечный тип римского аристократа, который нисколько не изменился со времен Калигулы и Пунических войн.
Не стоит даже и говорить, что дела отнимали у недавнего плотника все свободное время. Cобственно, теперь никто не смог бы и предположить, что этот уважаемый респектабельный господин жил когда-то в маленькой каморке и перебивался с хлеба на воду.
Только маленькие дети, конечно же, верили в это, но со временем взрослые объясняли им , что история о Золотом ключике - не более чем красивая рекламная сказка.
Само слово "каморка" являлось по общему мнению производным от "kamorra" и прозрачно намекало на связи Папы Карло в преступном мире .
Что и говорить , Папа Карло очень изменился.

… он ходил взад-вперед по своему кабинету и разговаривал по телефону с директором школы, где учился Буратино. Разговор был как всегда неприятным - Буратино опять прогуливает школу и неоднократно замечен за употреблением наркотиков.

- Он какой-то не такой как все, жаловался директор , - В нем совершенно патологическая злоба, он издевается над одноклассниками, сквернословит, открыто лжет ...

Буратино учился в самой дорогой и престижной частной школе, но его куда больше привлекали одинокие прогулки в окрестностях города или развлечения в сомнительном обществе таких же отпрысков богатых семейств.
Одноклассники его не любили и боялись, потому что все они в свое время испытали на себе твердость деревянных острых кулаков. Вспышки беспричинной ярости охватывали Буратино по малейшему поводу и без малейшей причины, и таким он был всегда, с того самого момента как себя помнил...

А память хранила неясные воспоминания о теплой каморке, в которой так приятно пахли сосновые стружки, древесный клей и еще что-то , может быть , это был запах матери. Ее Буратино совершенно не помнил, как не помнил и те волшебные обстоятельства , которые были описаны в сказке Толстого. Как и многие другие, он считал эту историю чистой мистификацией, созданной по заказу отца заезжим русским литератором, нуждавшимся в деньгах...

Доктора, которых приводил Папа Карло, только разводили руками, отделываясь расхожими фразами о переходном возрасте и прочей ерунде.
Даже светило мировой психиатрии из Базеля доктор Карл Густав не мог пока что сказать ничего определенного. Он наблюдал Буратино уже в течении года, расчитывая осветить историю его болезни в своей монографии , которая называлась "Дер гроссе вальцешуллен".
Светило очень заинтересовалось одним крайне необычным моментом : даже в самых глубоких аффективных состояниях его пациент быстро успокаивался, если в руки к нему попадали предметы правильной цилиндрической формы... Это мог быть и толстый незаточенный карандаш, и футляр от подзорной трубы или толстая и круглая коробка от сигар.
Карл Густав сначала склонен был предположить во всем этом латентное гомосексуальное стремление к обладанию фаллическим символом, но всевозможные тесты свидетельствовали о совершенно нормальной сексуальной ориентации Буратино. К тому же,благодаря предыдущей книге доктора, теперь даже ребенку известно, что фаллические ассоциации возникают только при внутренней заполненности их объекта, а пустота, напротив, является символом женского начала .
Загадка цилиндров весьма занимала ученого, но ни он, ни его учитель Z.F., и никто другой не мог предположить в чем здесь дело.

Разгадать загадку помог случай...

...В этот день Буратино опять не пошел в школу. Проснувшись поздно днем, он почувствовал себя плохо - нервы были на пределе. Немного кокаина - и можно быстро привести себя в порядок, но этот белый волшебный порошок исчезает так же быстро как горит бенгальский огонь...
Выглянув в окно, Буратино с ненавистью отметил , что вчерашние тучи над Вечным городом рассеялись и стоял один из тех ярких солнечных весенних дней, которые так любят голуби и туристы . Впрочем, последние встречались все реже и реже - эти крепкие парни в черных рубашках очень быстро навели страх на приезжих. Сам-то Буратино их не боялся и в чем-то даже им симпатизировал. Ему нравился животный ужас, который эти крутые ребята навели на всех вокруг, даже на Папу Карло, что было особенно приятно ...

В конце концов Буратино перестал думать об этом , так как вспомнил, что вчера поздно вечером он стянул у papa ключ от стола в его кабинете. Если в этом столе есть наличные, проблема с порошком будет решена. Буратино даже на миг почувствовал это ни с чем не сравнимое радостное прикосновение непонятно чего, которое так нежно отзывается в каждой частичке тела, с каждым ударом сердца...
... Ключ дважды беззвучно провернулся в замке, что-то негромко щелкнуло и ящик стола скользнул наружу. Денег в столе оказалось не- много , но на пару порций должно хватить. Буратино собрался уже было возвращать ящик в исходное состояние - вскоре должен был приехать papa - но тут его внимание привлек большой черный конверт, в котором , судя по его размерам , тоже могли оказаться деньги...
Из конверта выпала пачка старых фотографий.
Качество снимков было не очень хорошее, но все же на них можно было увидеть Папу Карло в рабочей одежде, который что-то строгал за верстаком.
На второй фотографии был крупный план какого-то полена. Странно, но при виде этого полена сердце Буратино забилось словно от хорошей дорожки порошка... Что-то мучительно знакомое было в этом полене -может быть его цилиндрическая форма , может что-то еще...
На улице просигналила машина и скрипнули ворота. Вернулся papa - оставаться в кабинете дольше было нельзя, надо было срочно уходить. Буратино попытался засунуть снимки обратно в конверт, но как назло одна из фотографий согнулась и мешала. Взглянув на нее, он оцепенел...НА ФОТОГРАФИИ БЫЛ ОН САМ! Причем только его верхняя часть, нижняя же представляла собой то самое полено. Так значит это правда! Его выстругал из куска дерева Папа Карло 15 лет назад! На остальных снимках были методично зафиксированы разные стадии превращения полена в младенца, на последнем была лаконичная надпись "Буратино.10 ноября 1923 года".Сомнений больше быть не могло - это ведь день его рождения! Обжигающая обида и ненависть к papa пронзили все его естество . Старый маньяк! Сука!
Горячие слезы брызнули из глаз Буратино и в расплывающемся интерьере кабинета он увидел рара, который стоял у двери в компании доктора Карла Густава. Оба стояли и молчали, пытаясь понять что происходит.
- Что ты на меня смотришь ? - закричал Буратино таким страшным голосом, что papa даже слегка попятился. - По своему образу и подобию меня, козел, сделал! Ты что, думаешь что ты Бог ? - Да кто тебя просил! Кто тебе сказал что ты самый красивый? Да ты мне жизнь искалечил!
С этими словами Буратино швырнул пачку фотографий на пол и выбежал из комнаты. Слезы застилали ему глаза, ненависть душила его , он бежал не разбирая дороги и вскоре оказался на одной из тех узких улочек, которые так любил живописать Ренатто Гуттузо - певец итальянских Гарлемов. Большинство людей, живших в этим квартале были эмигрантами. Дома были настолько темными, сырыми и ветхими, что казались нарисованными на старом холсте. В этом районе и раньше бывало шумно, но сегодня здесь явно что-то случилось:из-за угла слышались громкие крики и звон стекла.
Забежав за угол, Буратино увидел человек двадцать тех самых со свастиками. Они били окна в доме где жили то ли арабы, то ли еще какие черные... Буратино не мог знать, что по странному стечению обстоятельств, это был именно тот дом, в котором когда-то была каморка Папы Карло.
Полиция как всегда не спешила вечером в этот район, где так легко получить пулю от какого-нибудь пьяного пролетария. Какой-то человек, проходивший мимо, попытался пристыдить хулиганов.
-Ах ты, пидор, - неожиданно для самого себя закричал Буратино , резким ударом свалил прохожего на землю и еще несколько раз ударил его ногой. После этого он схватил обломок кирпича и бросил в одно из уцелевших окон. Буратино бросал камни еще и еще, чувствуя как проходит обида и сохнут слезы, а вместо соплей во рту появляется привкус крови из крепко закушенной губы. Никто не обращал на него внимания - все вокруг делали то же самое .
Где-то рядом послышался лай многочисленных собак - приближались полицейские. Все стали разбегаться . Буратино тоже побежал и вскоре оказался в каком-то подъезде в компании парней в черных рубашках. Один из них угостил всех сигаретами, улыбнулся Буратино и сказал: "А теперь десерт". С этими словами он достал маленькое зеркальце, отмерил на нем толстую белую дорожку и шумно втянул ее носом. - Будешь?-cпросил он у Буратино, протягивая ему зеркальце.
-Натюрлих, - ответил тот и облегченно вздохнул. Вечер заканчивался на удивление хорошо...

...А в это время Папа Карло, которого доктор щедро накормил успокоительными таблетками, пытался понять то, что ему говорил Карл Густав:
-Вы что-нибудь слышали о трансвеститах, мой друг?,-мягким гипнотическим "профессиональным" голосом говорил тот. - История этого явления уходит далеко в прошлое. Если вспомнить легенды об андрогинах , то можно даже сказать что оно еще более древнее чем история об Адаме и Еве.
Но отбросим художественный аспект вопроса. Мы трактуем сейчас это понятие как "комплекс потери истинной формы", это, если хотите, неудовлетворенность бытием, которая присутствует во всех нас, но проблема трансвестита в том, что он видит причину этой неудовлетворенности не в окружающей его жизни, а в себе самом.
Ему кажется, что тело его лишено своих истинных, изначальных форм и границ, и если бы эти границы можно было как-то восстановить, то все стало бы на свои места.
Самое интересное, что в этом случае так и происходит.Опыты, проведенные профессором Хоффманом по изменению внешности, подтверждают, что если трансвеститу помочь облечься в желаемую форму, он как бы "излечивается" от своих прежних тревог и становится совершенно нормальной в социальном плане личностью.
Странно что я так долго не мог увидеть в Буратино трансвестита. Хотя случай здесь уникальный и не похожий на все остальные...Дело в том, что до сих пор понятие "комплекса потери истинной формы" обязательно связывалось с проблемой изменения пола. То мужчина хочет стать женщиной, то наоборот - и никак иначе! В нашем же случае сексуальность не имеет видимого значения.
Форма, потерянная Буратино много лет назад - просто правильное цилиндрическое полено. Вот почему он всегда так успокаивался при виде любого предмета, который выглядит как полено! Вот откуда все его истерики и неврозы .
Причем если ранее его агрессия подсознательно направлялась во все стороны, то теперь она будет направлена ПРОТИВ ВАС, мой несчастный друг! Если трансвестит хочет быть мужчиной, он никого не может обвинить в том что рожден женщиной. Кроме господа Бога, разумеется. А в нашем случае именно вы изменили его ...
- Ах , какой фурор произведет этот случай на предстоящем конгрессе психоаналитиков в Цюрихе! А как будет удивлен Z.F! Я просто счастлив!

- Вы счастливы?-попытался возмутиться Папа Карло. Он даже хотел накричать на доктора, но какая-то сладкая кисельная пелена не дала ему сделать это.

-Простите, мой несчастный друг, во мне сейчас ученый взял верх. И я ведь отказался от гонорара , потому что чувствовал здесь великое открытие! Видите ли, "синдром Буратино" (если вы ,конечно же позволите так это назвать), присутствует в каждом из нас! Представьте себе семью, где все предки были, ну скажем врачами . И вот рожденный в такой семье мальчик понимает, что он уже не будет ни моряком, ни летчиком, никем - только врачом ! Может быть, ему и самому хочется стать "как папа", но подсознательно его угнетает отсутствие выбора ! Воля родителей, определяющая будущее ребенка - вот причина всех душевных болезней, неврозов и комплексов! Вот корень зла! Это насилие высшей степени, особая форма суггестии.
Если развивать эту мысль дальше, то компрачикосы, описанные Гюго, которые помещали маленьких детей в сосуды и тем самым придавали им причудливые формы, менее жестоки чем отец, расчесывающий сына на прямой пробор так же как себя! Компрачикосы калечили чужих детей, а мы калечим своих!
Животный инстинкт ,заставляющий кошку учить котенка ловить мышей, не может быть нам оправданием - КОШКА УЧИТ СВОИХ КОТЯТ БЫТЬ ПОХОЖИМИ НА ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ КОШЕК, А МЫ УЧИМ ДЕТЕЙ БЫТЬ ПОХОЖИМИ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НА СЕБЯ! Да и вообще...

- Что делать мне?-перебил его Карло. -Мне кажется, я понял вас, я совершил ошибку, чудовищную ошибку, но что мне делать теперь?

-Право, друг мой, я не знаю...Хотя есть один выход. Отвезите его к профессору Хоффману. Он сделает Буратино операцию и превратит его обратно в полено. Операция, правда, стоит очень дорого, ну да деньги ведь у вас есть. Хоффман - светило науки и волшебник в своей области. Правда и в его практике случаются казусы. Вот послушайте одну историю которая произошла совсем недавно...

ИСТОРИЯ ПАЦИЕНТА ПРОФЕССОРА ХОФФМАНА, РАССКАЗАННАЯ ДОКТОРОМ КАРЛОМ ГУСТАВОМ ПАПЕ КАРЛО

Около сорока лет назад, то есть в конце XIX века, в России, в семье земского врача Павла Еху родился мальчик, которого назвали Антоном. Он был единственным ребенком , родители души в нем не чаяли и пророчили ему большое будущее. Отец мечтал о временах, когда имя Антона Павловича Еху станет известно всему миру, как имя величайшего врача и натуралиста, совершившего переворот в мировой медицине.
Но судьба распорядилась иначе - когда мальчику исполнилось 10 лет, бомба, предназначавшаяся градоначальнику, взорвалась на площади и оторвала Антону по локоть обе руки. Так он и дожил инвалидом до тридцати с небольшим. Революция забросили Антона в Америку, где он и познакомился с профессором Хоффманом. Тот предложил ему операцию по вживлению протезов рук. Антон согласился. Операцию доктор Хоффман сделал бесплатно - это был один из первых его экспериментов, результаты которых впоследствии сделали его знаменитым.
Искуственные руки Антона Павловича ничем не отличались от натуральных конечностей. Теплые, ловкие и крепкие, с отпечатками пальцев они радовали профессора Хоффмана не меньше чем его пациента. Только одна мысль омрачала порой Еху - однажды он узнал, что эти самые протезы уже были имплантированы до него двум другим людям, первый раз два года назад и во второй раз совсем недевно - прошлой весной. Судьба пациентов была ужасной - первый утонул в собственной ванной, а второй погиб в железнодорожной катастрофе. Антон Павлович часто думал о них. На первый взгляд, обе смерти были случайными и никак не связанными с перенесенной операцией. То же утверждал и профессор Хоффман. Но все же эта странная закономерность пугала Еху, и часто ему снились два скелета, простирающие над ним свои обрубленные руки...
Шло время, и однажды профессор Хоффман разгадал эту загадку.
Но было уже слишком поздно, Антон Павлович Еху простудился во время своей поездки на Сахалин, заболел чахоткой и умер . Но перед смертью он отослал письмо профессору, в котором рассказал ему, что на Сахалине встретил одного известного хироманта и желая подшутить над ним, попросил предсказать судьбу по линиям ладони. Только взглянув на линию судьбы, мастерски нарисованную на правом протезе, хиромант предсказал Еху скорую смерть... Оказалось впоследствии, что художник, изготовлявший протезы даже и представления не имел о законах хиромантии...

- Вот так, дорогой Карло... Изменение формы, предопределенной самой Судьбой, обязательно вылезет боком... - закончил свой рассказ Карл Густав.
Папа Карло давно уже спал, сидя в огромном кожаном кресле. За окном на пьяццо дель Марко фонари светили так тускло, что издалека могло показаться ,что это и не свет вовсе, а отражение луны на фонарном стекле.

- Вставайте, Папа Карло, давайте пойдем поищем Буратино. Вы не знаете где он может сейчас быть?

...Как некогда со старым Джузеппе, Папа Карло отправился вместе с доктором на поиски Буратино.

Сидя в тяжелой черной машине , Папа Карло вглядывался в проплывающие мимо улицы и площади, которые к этому часу были уже совершенно безлюдны. Иногда он засыпал, как бы проваливаясь в липкий неглубокий сон, убаюканый однообразием ночного города. И во сне ему виделось одно и то же:Буратино, одетый в черные одежды, что-то кричал ему, но не по-итальянски,а на неизвестном языке. Папа Карло не мог понять что это за язык, но его не покидало смутное ощущение, что он когда-то уже слышал его...
Машину неожиданно резко подбросило на кочке, и Папа Карло открыл глаза. Он лежал в своей кровати, куда его по-видимому перенесли из машины спящего. Странно, но Папа Карло, все еще чувствовал себя находящимся,во сне несмотря на несомненное пробуждение.
Очевидно,сказывалось остаточное действие этих лекарств, которые дал ему вчера Карл Густав... Странное ощущение нереальности мира, в котором он проснулся, было настолько сильным, что Папа Карло даже прикрыл глаза, как бы опасаясь увидеть в привычном ему мире что-то новое, незнакомое и пугающее. Собравшись с духом, Папа Карло распахнул тяжелые веки и слез с кровати .
Было обычное утро. За окном шумели фонтаны пьяццо дель Марко, где-то недалеко звучала музыка, очевидно он вчера забыл выключить радио в соседней комнате.
И тут Папа Карло понял, что все еще слышит этот голос из своего сна. Голос доносился из той же комнаты, где звучал радиоприемник, и это был голос доктора, который с кем-то говорил по телефону на немецком, скорее всего со своим учителем ZF.
Папе Карло стало ясно, почему Буратино разговаривал с ним во сне по-немецки. Также он вспомнил, что этой ночью они нашли Буратино, и теперь сын отсыпается в своей комнате.
Восстанавливая в памяти события вчерашнего вечера, Папа Карло вспомнил о докторе Хоффмане и представил себе что может из всего этого выйти.Может быть, Буратино и согласится лечь на операцию. Для того, чтобы она состоялась, приходется продать театр, дом, машины, в общем все что появилось в его жизни в связи с золотым ключиком. Буратино станет поленом - любящим и внимательным сыном, они опять будут жить с Папой Карло в маленькой каморке, в которой однажды опять появится Сверчок со своей Скрипкой.

Конец этой истории был описан доктором Карлом Густавом в своем письме К Z.:Папе Карло стало жалко терять театр и положение в обществе, он сделал вид что не верит в рассказ доктора и отказался платить за операцию .

Фашистское движение в Италии тем временем набирает силу , Буратино становится одним из самых преданных его адептов.И когда начинаются массовые репрессии, первыми в концлагерь отправляется Папа Карло вместе с Пьеро, Арлекином, Мальвиной и ВМЕСТЕ С ТОБОЙ,ЧИТАТЕЛЬ.
Глава II
Где содержание как бы подменяет форму, а читатель наблюдает римскую архитектуру


...Осень 1947 года выдалась в Мексике на редкость дождливой. Из-за плохих видов на урожай в деревнях царило глубокое уныние, которое как-то очень быстро передалось горожанам через утренних молочников и зеленщиков. Дождям и в самом деле не было видно конца.
Бесконечный поток , ежедневно обрушивающийся с неба, заставлял верующих вспомнить о вселенском потопе, агностиков - о протекающей крыше, и те и другие часто и упрямо стучали по своим барометрма в надежде, что стрелка однажды сдвинется в сторону слова "ясно". Каждое утро жители столицы выходили на улицу, огорченно вздыхали и, отмечая отсутствие солнца, привычно укрывались под разноцветными зонтами.
Человеку, сидящему у окна, с высоты девятого этажа город казался похожим на некий огромный аквариум, до краев заполненный снующими взад-вперед яркими тропическими черепахами...
"Удивительный прибор - барометр-анероид! Насколько он человечен и как, в сущности, мало изучен. Стрелка приближается к слову "ясно" и мне кажется, что вот сейчас наступит та самая ясность, окончательная, вселенская ясность сознания ... Анероид - анероид-онейроид. Игра слов... в какие игры любят играть слова с людьми?" - Человек сидел перед окном в глубоком плетеном кресле, курил трубку и размышлял о всяких пустяках, потому что более ни о чем думать не хотелось... - "А может, не такие это и пустяки - слова", - вязкие мысли то сплетались в некоторое подобие логической цепочки, то каплями дождя стекали по мокрому стеклу. - "Может быть, имеет значение только то, что мы говорим, а наши мысли и поступки давно уже стали чем-то необязательным и неважным? Неживым? Утратившим свое истинное предназначение, превратившись в рудимент, как аппендицит..."
Человек глубоко затянулся, ненадолго задержал дыхание и затем шумно выдохнул остатки сладкого густого дыма. Затяжка была последней - в трубке что-то негромко зашипело, как будто какие-то маленькие существа решили жарить там яичницу. От мысли о яичнице неожиданно сильно захотелось есть... Человек поднялся и прошел в столовую... Длинные спагетти сплелись в лоснящийся белый клубок, источавший горячий пряный запах черного перца. Он навертел немного на вилку и опять задумался. Мысли уже не были связаны между собой, а скорее напоминали этот самый клубок шевелящихся макарон. Человек долго сидел и разглядывал длинные белесые стебли, которые собирался сейчас съесть.
"Как странно", - думал он, - "видеть то, что сейчас отправится вовнутрь тебя, туда, где ты сам никогда не был. Туда, куда ты никогда не сможешь попасть, потому что это место и есть ты. Но как интересно было бы увидеть себя изнутри! Там должно быть очень темно и мокро - так же, как сейчас за окном... Скорее всего, внутри я красного цвета, хотя не исключено, что там есть такие совершенно черные области, как во рту у очень злых овчарок. Самое странное, что кто-то однажды увидит меня изнутри - какой-нибудь хирург или патологоанатом, но ему будет совершенно неинтересно..."
Человек отложил вилку и подошел к зеркалу. Там отразился седеющий мужчина лет сорока с волевым лицом и ровным прямым подбородком, какие можно видеть на барельефах Капитолия у древних легатов и центурионов. На загорелом лице его четко выделялся длинный тонкий шрам в области виска. И хотя живые веселые морщины вокруг глаз и странной формы вытянутый тонкий нос делали его внешность скорее смешной, чем угрожающей, в глазах было нечто такое, что заставило его самого поскорее отвести взгляд от зеркала.
Дождь на улице на время утих, и Буратино (конечно же, это был он) широко открыл окно. Огни ночного Мехико, омытые ливнями, сияли и переливались, отражаясь на мокром асфальте. Внизу по-прежнему медленно текли потоки разноцветных черепах.
"...Странный город - десять миллионов населения и никому в голову не придет остаться в такое дождливое утро дома, где тепло и сухо, а то и просто выспаться..."
Сегодня ему опять приснился Рим. Как приятно все-таки, когда снится детство... Фонтаны на Пьяццо дель Марко, мельчайшие капельки водяной пыли, рождающие радугу, лето, море, развалины Вечного города так явно представились ему, что Буратино даже ощутил этот запах городской пыли, замешанный на аромате степных трав, коими так густо поросли памятники старой Италии... Вот мрачные аркады Табулярия, где некогда располагался государственный архив. Прямо перед ним гордо возносят в небо свои пышные коринфские капители три колонны храма Веспасиана. Неподалеку - восемь ионических колонн храма Сатурна, где хранилась государственная казна. За храмом Сатурна виднеются основания колонн базилики Юлия Цезаря. За базиликой - три колонны храма Диоскуров, затем круглый храм богини семейного очага Весты и дом жриц-весталок. Немного ближе к северу, у края Форума, возвышается массивная трехпролетная арка императора Септимия Севера, воздвигнутая в начале III века н.э. в ознаменование... - Буратино закрыл "Путеводитель по городам Италии" - свою любимую книгу - и память опять повела его дальше, прочь от родного города, вверх по ступеням послужного списка офицера вермахта...
В голове война смешалась в чудовищную вселенскую круговерть, из которой память теперь сама выбирала обрывки, которые становились воспоминаниями. Экспедиционный корпус Роммеля, танки крашеные под цвет пустыни, жаркое солнце, СС в белой колониальной форме и огромные африканские звезды... Тогда даже редко приходилось стрелять, все происходило как бы само собой - и покоренные страны мелькали за окном штабного вагона так быстро, что он не успевал переставлять флажки на карте. Потом - Франция... Поразительно мягкое отношение французов к солдатам вермахта (что бы там не рассказывал Ги), воплотилось в любви парижанок к загорелому унтер-офицеру с итальянским акцентом. В Париже он познакомился с так называемой богемой - все кафетерии и рестораны Латинского квартала были буквально засижены этими людьми, среди которых было много странных персонажей. Где-то там Буратино встретил одного из актеров отцовского театра, бывшего спортсмена, которому из-за его звериной внешности чаще всего поручали играть животных. Он часто повторял, что жизнь у всех собачья, поэтому роль у него такая же. В Париж переехал достаточно давно, сменив фамилию Артемон на Арто... В конце 30-х этот Арто стал известным литератором, был лично знаком с фюрером, и если бы не пристрастие к опиуму - кто знает каких высот он бы достиг еще...
Из Франции Буратино за либеральные беседы с местным населением перевели на Восточный фронт, и здесь его воспоминания щадят и поэтому становятся рассыпчатыми и неясными. Кадры сменяются с все возрастающим ускорением, превращаясь в воспоминания парашютиста у которого не открылся ни основной на запасной купол.
...Ничем не примечательная деревня Дубиново, затерявшаяся где-то на юге Украины, окруженная сосновыми лесами и гранитными карьерами, стала последним местом его пребывания на передовой. В бою с крупной партизанской группировкой, возглавляемой местным православным священником, он получил тяжелую контузию, после которой провалялся почти полгода в госпитале. Рождество 1944 года встретил в Берлине, отсюда несколькими месяцами позже, когда все окончательно рухнуло, чудом удалось перебраться в Южную Америку...
Уже здесь Буратино узнал, что является наследником отцовского состояния, и с этого дня жизнь его потекла медленно, размеренно и жирно, как стекает расплавленный пармезан по дымящимся макаронам...
"Как же я буду выглядеть изнутри, когда доем все эти спагетти? Cобственно, как будут выглядеть эти спагетти во мне я знаю, но только эти бездушные макароны сейчас смогут видеть меня оттуда... В принципе, я с макаронами в изначально неравном положении - им-то никогда меня не съесть. Хотя..."
Наворачивая спагетти на вилку, Буратино уже не думал о прошлом - мысли его, по странной ассоциативной связи, занял собственный сын. "Это же надо - прогуливать школу в сомнительных компаниях", - передразнил он директора школы. "А что, собственно, сомнительного в этой компании? Нормальные люди, а что индейцы, так здесь в Мексике каждый представляет собой невообразимую пропорцию конкистадора и ацтека... Эти двое, в компании которых в последнее время появляется сын, не лучше и не хуже любых других. Только вот кого-то мне эта парочка напоминает - не могу понять..."
Когда у Буратино родился сын, он, не задумываясь, назвал его в честь папы Карло, только немного изменив имя в соответствии с местной эстетикой. Сейчас Карлосу уже 15 лет, и на него жалуются учителя в школе за патологическую страсть к общению с подозрительными бродягами без определенного места жительства... Неожиданно он понял: Хуан и Хенаро (так, кажется, звали двух странных друзей его сына) были внешне очень похожими на одну парочку из его собственного детства - Базилио и Алису...
Дождь забарабанил по крыше мансарды с новой силой, Буратино поспешил вернуться в свое кресло, забил трубку и опять открыл свой любимый "Путеводитель": "...По Виа Систина можно попасть на маленькую площадь Пьяцца Барберини, где в старинном Палаццо Барберрини помещается музей - Национальная Римская Галерея (Рафаэль. "Портрет Форнарины"; Тициан. "Портрет Филлипа II"; Караваджо. "Нарцисс" и др.). В районе площади Испании раскинулась сеть старинных улочек. По традиции здесь обитают иностранцы - поэты, художники, композиторы..."
Среди полученных тогда документов на наследство было и заключение о смерти Папы Карло - там с чисто немецким лаконизмом значилось: "Exportverbot von Kryptografie illegal - Zahl der Onliner um 40/65 Prozent gestiegen N 636518-R - Ein Pekinger Stadtteil wird N 636518-R zur Hightech-Zone - Vier Englander leben vier Tage ausschlielich mit dem Netz - Sinkende Preise machen CD-Brenner fur jeden erschwinglich

25/04/1944 Webcam-Rummel um N 654/HOPE" *

Внизу по-прежнему медленно текли потоки разноцветных черепах.


Рим-Берлин-Мехико
1935-1955 гг.

_ _ _ _ _ _ _ _
* просеивание пепла в соответствии с распоряжением хозяйственной службы N 40/65 на предмет обнаружения золотых изделий, а также анализ остатков органических веществ после кремации позволяют заключить, что организм заключенного N 636518-R имел крайне высокое содержание целлюлозы, то есть вышеупомянутый N 636518-R на 99 % состоял из древесины. Протокол подписан 25/04/1944 начальником медицинской службы лагеря N 654/HOPE доктором D.U.Remarke. (перевод ред.)

Жилищно-коммунальная эпопея, или Хочешь нескучной жизни - живи в многоэтажке!

Пока не переехал в новостройку, как-то не догадывался, что разница между обычным панельным домом серии П-55 и конструктором "лего" состоит только в размерах конструктивных единиц... Несколько зарисовок...

Мы уже закончили свой ремонт и жутко этому рады; все, кто могли залить нас сверху, вроде уже вылили свою норму и, по идее, можно жить... Ага...

... Жду лифта. Лифт проносится мимо меня с нелифтовой скоростью, из него слышен мужественный вопль "АААААААААА!!!", несколько искаженный эффектом Доплера. Затем оглушительный скрежет - и тишина. Когда лифт вскрыли, там обнаружился перепуганный мужичок и около ТОННЫ кирпича. Хорошо, лифт новый, с улавливателем падающей кабины. А то бы уже и не смешно было.

... Выхожу как-то утром на кухню. Кухня белая. Вся. Продирая глазки, судорожно думаю, проснулся я или где. Коснувшись пальцем толстого слоя алебастровой пыли на столе, понимаю, что таки проснулся ( Под решеткой вентиляции, на полу, - сугроб этой пыли. Тихо матерясь, иду к соседям сверху. У них все чисто! Этажом выше - тоже. И так далее. Через ЧЕТЫРЕ этажа, вломившись в квартиру, вижу частично спиленный короб вентиляции и трех молдаван-строителей, замазывающих канал к чертовой матери. Под угрозой насильственной смерти молдаване выдвигают добровольца для уборки моей кухни, а оповещенный мною по мобиле хозяин отдает команду сделать все как было, под угрозой вызова в суд...

... Сижу за компом. Комп гаснет. Матерясь уже громко, иду на площадку, лезу в силовой ящик. Вижу автомат своей квартиры (32 ампера!) ОБУГЛЕННЫМ. Очки поневоле лезут на лоб - нечасто такое увидишь! Пускаю все напрямую и иду разбираться. Пожилой армянин-электрик (!!!) из бригады в соседней квартире объясняет, что у него куда-то ноль делся. Ну, он к моему и присоседился. Со сварочным аппаратом. Живучий у меня комп.

... Два или три часа ночи. Дом сотрясается как от толчка балла в четыре по Рихтеру, с утробным "..... ууухххх...." Стены валят. Перепланировка в разгаре. Утром - собрание жильцов по поводу ТРЕХ просевших этажей в первом подъезде. Оказалось, мужичок сблочил двух- и трехкомнатную квартиры и снес в них ВСЕ стены, включая несущие. Просадка перекрытий - от 10 до 20 см, но дом выстоял. Мужичка выгоняют из дома к свиньям собачьим, в квартиру ставят стальные распорки от пола к потолку. Так и стоит поныне, пустая.

... Опять ночь. Дождь, град, ветер. Внезапно на балконе - звон стекла. Выхожу. Валяется пластиковое окно, в сборе, с разбитым стеклопакетом. Не мое. Чешу рэпу, кто же его ко мне на восьмой этаж забросил... Через пару минут - робкий звонок в дверь. Ну здравствуй, Наташа-соседка-сверху. Что, стеклопакет выпал? Ага. Ну забирай, мне он не нужен. А сегодня ж пятница была, завтра и послезавтра мастера праведно отдыхают, так что жди понедельника... Ну ладно, ладно, забью я тебе поутру дыру фанерой...

... Потеха в соседнем подъезде. На четвертом этаже унитаз вообразил себя гейзером и загадил всю квартиру. Это потому, что на третьем ставили угловую джакузю, с переносом стояка метра на три, который стояк на время того переноса просто заткнули большой резиновой затычкой. А над затычкой восемь этажей...

... Иду мимо мусорных баков. Стоит самосвал, компрессор, и двое работяг ковыряют отбойниками железобетонную плиту, швыряя осколки в кузов. Любопытствую. Оказывается, очередной перепланировщик выволок ночью на помойку ненужную стену. Несущую. ЦЕЛИКОМ. До сих пор удивляюсь - в ней же тонны две с лихером...

... Стук в окно. "Извините, это девятый этаж? Мне отсюда не видно!" - "Нет, восьмой." - "Спасибо!" И это все в СЕМЬ УТРА! Альпинист долбаный, кондиционеры вешать умеет, а этажи путает... Ничего, мы привыкли...

... Наташа-Наташа. Соседка сверху. Ну где ты таких уродов находишь... Причесываюсь перед зеркалом в прихожей, совсем уже ухожу на работу. На голову мне падает кусочек бетона и кучка пыли, из потолка торчит сверло-двенашка. Затем оно отбывает обратно, а в дыре появляется карий глаз и слышится добродушное ворчание: "Петро-ович, ну ептыть, ну че ж ты у меня не спросил? Кто ж в перекрытие сороковкой лезет?"... Действительно, кто? Впрочем, к вечеру у нас уже все замазано и потолок снова покрашен. Люди у нас - добрые, дружелюбные...

(с).sb.

(продолжение)

"...У меня был товарищ по университету, по фамилии Петров. Окончив курс, он поступил земским врачом в глухой уезд одной из восточных губерний, и я потерял его из виду. Года два назад в газетах, сначала провинциальных, потом и столичных, был опубликован возмутительный случай, героем которого оказался как раз этот мой товарищ. В деревне N., – сообщали газеты, – волостной старшина поел гнилой рыбы и заболел. Он послал в соседнее местечко за земским врачом Петровым. Петров вместо себя прислал фельдшера. Больному становилось хуже. Он вторично послал за врачом, но приехал опять фельдшер. К утру старшина умер. Как оказалось, доктор Петров был в ту ночь мертвецки пьян. Земство немедленно уволило его. Месяца два имя Петрова не сходило со столбцов газет и прославилось на всю Россию.
Через полгода я увидел Петрова у себя в Петербурге; он приехал искать места и зашел ко мне. Загорелый и неуклюжий, в крахмальной манишке, к которой он не привык, Петров сидел, понурив лохматую голову, и рассказывал мне о случившемся.
– Всё так и было, как в газетах описано, – верно. У нас была тогда ярмарка; амбулаторный прием в такие дни громадный, пришлось принять около двухсот человек, – ты-то поймёшь, что это значит. А в ночь перед этим позвали на роды в Щегловку, делал поворот, воротился домой как раз к приёму, только стакан чаю и успел выпить. На ярмарку съехались кой-какие приятели. Сели мы вечером за винт, потом выпили. Выпито было действительно основательно… Идёт этак неделя за неделей, месяц за месяцем, треплют тебя во все стороны, – так, брат, иной раз замутит, что и на свет не глядел бы. И я уж знаю о себе: подойдёт такая линия, – бывает это раз пять-шесть в год, – задашь себе встряску, выпьешь, как следует, – непременно так, чтоб в похмелье быть, как в аду, – ну, и опять свеж и бодр… Воротился я, значит, домой. Зовут к больному, – «помирает». Грешный человек, не мог ехать, – пришлось бы больничному мужику взваливать меня на телегу… Ну, вот и случилось…
Он помолчал.
– Ты, брат, не знаешь, что такое земская служба… Со всеми нужно ладить, от всякого зависишь. Больные приходят, когда хотят, и днём, и ночью, как откажешь? Иной мужик едет лошадь подковать, проездом завернёт к тебе: нельзя ли приехать, баба помирает. Едешь за пять вёрст: «Где больная?» – «А она сейчас рожь ушла жать…» Участок у меня в пятьдесят вёрст, два фельдшерских пункта в разных концах, каждый я обязан посетить по два раза в месяц. Спишь и ешь чёрт знает как. И это изо дня в день, без праздников, без перерыву. Дома сынишку лежит в скарлатине, а ты поезжай… Крайне тяжёлая служба!
Он задумался, положив руки на колени.
– Служба крайне тяжёлая! – повторил он и снова замолчал. – В газетах пишут: «д-р Петров был пьян». Верно, я был пьян, и это очень нехорошо. Все вправе возмущаться. Но сами-то они, – ведь девяносто девять из них на сто весьма не прочь выпить, не раз бывают пьяны, и в вину этого себе не ставят. Они только не могут понять, что другому человеку ни одна минута его жизни не отдана в его полное распоряжение… А это, брат, ох, как тяжело, – не дай бог никому!.."
-------

"...По подсчёту д-ра Гребенщикова, от заразных болезней умирает 37% русских врачей вообще, около шестидесяти процентов земских врачей в частности. В 1892 году половина всех умерших земских врачей умерла от сыпного тифа. В каких бьющих по нервам условиях проходит деятельность врача, можно было достаточно видеть из предыдущих глав этих записок. Проф. Сикорский на основании официальных данных исследовал вопрос о самоубийстве среди русских врачей. Он нашёл, что «в годы от 25 до 35 лет самоубийства врачей составляют почти 10% обычной смертности, т. е. в эти годы из десяти умерших врачей один умирает от самоубийства». Цифра эта до того ужасна, что кажется невероятною. Но вот другой исследователь, доктор Гребенщиков, на основании другого материала и совершенно независимо от проф. Сикорского, пришел к выводам, почти не разнящимся от выводов профессора; по Гребенщикову, за годы 1889–1892 самоубийство составляло 3,4% смертей врачей вообще и более десяти процентов смертей всех земских врачей.
Проф. Сикорский занялся, далее, сопоставлением своих данных с данными относительно других профессий в России и Западной Европе. Оказалось, что «русские врачи имеют печальную привилегию занимать первое место в свете по числу самоубийств». При этом замечательно следующее обстоятельство: врач, решившись на самоубийство, сумел бы легче, чем кто-либо другой, выбрать себе наиболее безболезненную смерть; на деле же оказывается, что в самоубийствах врачей поразительно часто фигурируют, напротив, самые мучительные способы: отравление стрихнином, серною и карболовою кислотами, прокол сердца троакаром и т. п. «Очевидно, – замечает проф. Сикорский, – значительное подавление инстинкта самосохранения делало для несчастных товарищей безразличным всякий способ прекращения жизни, лишь бы только достигалась цель»".
----------

"...Общая, а за нею и врачебная печать Германии крайне взволнованы обвинениями терапевтической клиники проф. Штинтцинга в непозволительных опытах над больными. Поводом к этим обвинениям послужила статья бывшего ассистента клиники д-ра Штрумбеля. В статье этой, действительно, встречаются прямо невероятные места. Вот два из них (речь идет о лечении сахарного мочеизнурения сухоядением): «Уже в первые дни для меня стало ясно, что без запирания на ключ моего первого больного точное исследование будет невозможно. Поэтому больной был помещен в небольшую комнату на чердаке клиники, имеющую два окна с крепкой железной решеткой. Дверь комнаты хорошо и крепко запирается. Ключ от нее был всегда у меня в кармане. Но, думая, что я таким образом предохранил себя от обмана, я ошибался: два или три раза, когда результаты исследования не согласовались между собою, я приналег на больного с допросом, и он признался, что во время сильного дождя он высунул в окно сосуд и из проходившей по крыше полутрубы добыл таким образом пол-литра дождевой воды. Однажды я убедился, что больной пил воду, данную ему для мытья, с тех пор во время дней опыта я не давал ему мыться. Однажды ночью большой, мучимый жаждой, выпил 1400 кб см. собственной мочи, а в последний день опыта над обменом веществ больной, в течение нескольких дней получавший очень мало питья, сломав решетку у окна, вылез на крышу и затем, сломав решетку в другом окне, пробрался в комнату служанки, где его накрыли как раз еще вовремя, когда он подходил к крану водопровода… Второго моего больного я тоже держал под замком, предварительно вставив в окно тройную железную решетку. В этом опыте – правда, с существованием уже грозных расстройств в общем состоянии больного, – мне удалось существенно ограничить постоянное отделение мочи и даже на полтора часа совсем прекратить его, причем я отлично сознавал, что при постоянном надзоре за пульсом и сердцем, я дошел до границ дозволенного (! – Ред.). Если бы больной промучился жаждою еще часа два, то отделение мочи, быть может, и совсем бы прекратилось, а, вероятно, вместе с ним прекратилась бы и работа сердца».

Василий Щепетнёв <<Системные требования>>

На коробочке с программой обыкновенно указывают системные требования: такая-то операционная система, такой-то процессор, столько-то ОЗУ, столько-то свободного места на диске. В двух вариантах – минимальном и рекомендуемом.

Минимальном – это как пенсия. Мол, мы тут с товарищами посоветовались и решили: пенсионеру хватит ста двадцати долларов в месяц. Проживёт как-нибудь. Перебьётся. Впрочем, средняя пенсия целых сто пятьдесят долларов, и если кому-то начислили меньше, то сам и дурак. Не там работал. Или не тогда. Или не на тех. И потому надень намордник, встань на колени и радуйся. Ты и этого не стоишь.

Программы минимальными требованиями удовлетворяются редко. Как бы работают, но зачастую именно как бы. Задумываются то на минуту, то на десять, а то и вовсе выйдет куда-то, не известив страдальца. Как врач в районной поликлинике. Когда будет принимать эндокринолог? Эндокринолог в отпуске. В декретном. А что делать? Записывайтесь к участковому. И ждите, ждите, ждите.

Вот и сидишь, ждёшь, когда программа конвертирует, посчитает, подобьёт итог. Кино распадается на элементы, а потом и вовсе является синий экран. Как нечистый дух. Раз является синий экран, два является – как намёк пенсионеру, что пора и честь знать.

Нет уж, хочешь жить и работать хорошо, то смотри на рекомендуемые требования, и умножай их на два, а если средства позволяют, то и на четыре.

Если программа не вписывается в конфигурацию системы, особого отторжения это не вызывает. Не вписывается, значит, не вписывается. Поищем денег, а не найдём, то вернём прежнюю версию. Или поищем на стороне. А уж если нужно для дела, будем экономить на завтраках, продадим что-нибудь ненужное, сократим зарплату и приобрётем то, что велено приобрести, потому что новая обязательная программа зачастую есть именно приказ что-то срочно купить. Что делать, мир усложняется, и взимает с нас за это дань. Но спасибо за то, что пишет о системных требованиях.

Нужно бы это применить не только к программам компьютерным, а и к другим. И не только программам.

Сегодня мы все по умолчанию считаемся одинаковыми. Ну, почти. Дозволяется различаться возрастом. И потому на книгах, фильмах, тех же программах порой ставят знак, с каких лет – можно. Верхний предел – восемнадцать, кажется. Покупать водку по закону ещё нельзя, а всё остальное можно.

Но мнится, что ограничивают доступ к книге ли, фильму или программе исходя не из производительности системы пользователя (по-простому, не по-научному – ума). Цель ограничения иная, уберечь неокрепшего человека от непотребства. Секс, мордобой, излишества всякие нехорошие. Ну, а с восемнадцати лет пусть. Хотя… Вспоминаю ту же игрушку, «День Победы». Интересная игрушка. Я теперь не только маршалов, а и генералов второй мировой войны узнаю в лицо. Но заменять алый флаг гитлеровцев на триколор – перебор. Этак и Гитлера прикажут забыть. А кто помянет – того в экстремисты.

Что нам свастика, когда продукты давят бульдозерами и показывают всем – мол, смотрите, завидуйте. Это что такое, спрашивает ребенок маму. Вырастешь, Саша, узнаешь, отвечает культурная и осторожная мама.

Но забудем непотребство хотя бы на время. Сам факт отсутствия маркировки за пределами совершеннолетия не является ли просчётом, а то и виной производителей интеллектуальной продукции – всяких там писателей, композиторов, живописцев и кинорежиссёров? Идёшь, положим, в кино, хочешь приятно провести полтора или два часа, платишь немалые деньги, а выходишь, и чувствуешь, что тебя обманули. Разве это кино? Муть серо-буро-малиновая, а не кино. Не смешное. Не страшное. Хотят какие-то люди, и разговоры разговаривают не поймёшь об чём. Хорошо бы деньги назад стребовать, а если и за моральный ущерб взыскать, было бы совсем славно.

Или книги. Недавно мне попался отзыв читателя на роман, увы, не мой: «Замечательная книга. Веселая, легко читается, никаких ненужных отступлений и описаний». И как солнце сквозь тучи пробилось: вот как нужно писать! Если, конечно, хочешь, чтобы население за твоими книжками с ночи в очереди стояли.

С музыкой и живописью, подозреваю, то же самое.

А была бы на книге метка… даже не знаю, какая. Ай-Кью? Так это подлая выдумка наших врагов. Может, законодательно обязать три вида обложек? Если словарный запас автора книги до пятисот слов – обложка зелёная, бери без страха. Если до тысячи – жёлтая. Не дрейфь, прорвёмся, хотя возможны и потери. А если обложка красная, значит, словарный запас свыше тысячи слов, а за этим всякое может укрыться. И тысяча сто, и две тысячи, и даже пять. В общем, брать бери, у нас свободная страна, но не жалуйся, если поставим на учёт.

Правильные люди давно принимают в расчёт возможности покупателя. Особенно, когда в продукт вкладываются большие деньги. И потому прежде, чем придумывать сюжет, следует подумать, кто это будет читать и смотреть. Обыкновенный человек? У которого и процессор двести восемьдесят шестой без математического сопроцессора, и ОЗУ один мегабайт, и винчестер на двадцать метров? Значит, так: никакой многозадачности. Сюжет линейный, как карандаш. И простой. Понимаешь, простой! Не нужно забивать покупателю голову. Там и так мало место. Уйдёт – не вернётся. А нужно, чтобы возвращался, и возвращался именно сюда. Как к себе домой. Чтобы всё был знакомо, и улица, и дом.

Отчего снимают сериалы? Идей мало? Идей у сценаристов довольно. Сколько потребуется, столько и будет. Но если взять тридцать фильмов с тридцатью разными героями, тридцатью сюжетами, то какой же труд потребуется от зрителя разобраться во всём этом? А если один герой на тридцать фильмов? Он зрителю становится родным уже к шестому эпизоду. Зритель знает его вкусы и привычки, кличку собаки, куда он прячет ключ, когда уходит погулять. Опять же на костюмах, декорациях, реквизите экономия. Чтобы зритель не заскучал, герой в десятом эпизоде может чёрную маску поменять на зелёную. Может завести новую подружку, а старая пусть выйдет замуж за миллионера. Но это уже признаки слабости – новые маски, подружки и собаки. Настоящий герой постоянен, и только время способно воздействовать на его облик.

Производители массового программного обеспечения побуждают человека развивать свою кремниевую половину (именно так, связь человека с компьютером прочнее и интимнее, нежели связь с другим человеком). Производители же массовой культуры, напротив, побуждают человека оставаться собой. Ни к чему привставать на цыпочки, лишнее. Можно даже вовсе на четвереньки опуститься, лишь бы было удобно.

Нельзя ли предположить, что если существует массовая культура, то должна быть и культура герметическая? Вопросы простые: а кто обеспечивает герметической культуре экономический базис? Чьи, собственно, интересы выражает эта герметическая культура? Какую цель преследует? С кем вы, мастера герметической культуры?

Не ответив на эти вопросы, трудно и даже опасно ступать на неразведанные земли. Думаешь, зелёная полянка – а это трясина, и только порою протяжный вой предупреждает усталого путника: берегись!

Или это обыкновенная выпь, Botaurus stellaris, которая находится под угрозой исчезновения на территории Москвы?